22.04.–22.05.2009. Москва. «Пространство памяти в фотографиях Леонида Филимонова»

Леонид Сергеевич Филимонов не дожил до своего 70-летия всего год с небольшим. Он оставил после себя добрую память у тех, кто его знал, немереное количество фотографий и десятки фильмов, которые относятся к тому, что мы называем визуальной антропологией.

Визуальная антропология как область знаний, как род человеческой деятельности, как наука, наконец, в нашем отечестве появилась сравнительно недавно – в конце 80-х прошлого века. В России Леонид Сергеевич Филимонов был (и смеем надеяться – остается) одним из столпов науки визуального исследования человека. Снятые им фильмы – честное тому подтверждение. Мир, показанный его теле- или кинокамерой, всегда был миром особенным: неагрессивным, понятным, достоверным, и практически всегда это была уходящая натура. Чтобы стать мэтром визуальной антропологии, ему больших усилий не потребовалось, поскольку его собственная «антропология» началась, по крайней мере, на тридцать лет раньше. Всю жизнь – с 14 лет и практически до самой кончины – Леонид Сергеевич не расставался с фотокамерой, причем неважно, как она называлась – «Любитель» или «Хассельблад» – важно, что все они «вместили» огромный мир Человеков.

Разумеется, Филимонов снимал не только людей – в этом несложно убедиться, пройдя по залам выставки. Повезло всем и всему, что его окружало – человеческим лицам, природе, архитектуре, науке, друзьям, но особенно – семье: родителям, детям, жене. Думается, что Леонид Филимонов исповедовал принцип великого знатока человеческой натуры – К.С. Станиславского: актеру нужно обязательно влюбиться в своего героя, чтобы он получился живой, а не картонный. Леонид Сергеевич снимал только то, что было ему по душе, только то, что он полюбил. Отсюда такой, казалось бы, бесконфликтный мир, где конфликтуют лишь свет и тень, черное и белое, да и то, по правде говоря, не конфликтуют, а находятся в гармонии. Но главное тут совсем в другом.

На этой череде снимков – та же уходящая натура, что и в фильмах, которые он снимал. И даже не уходящая – скорее, уже ушедшая. Уходит даже та запечатленная природа, становясь, как теперь говорят, артефактом. Как Жорж Кювье восстанавливал облик древнего индивида по ничтожным ископаемым останкам, так и нам предоставлена возможность по этим черно-белым отпечаткам восстановить мир, который существовал не столь давно. Этот мир, кстати, словно бы не пересекается с тем миром, где господствовал партийный идеологический пресс, который делал жизнь советского человека зарегулированной и порой мучительной. Но язвами общества занималось множество других людей, поэтому то пространство памяти, которое заселил Леонид Филимонов, представляет собой жизнь, которую обязательно надо было прожить, чтобы остаться Человеком. К счастью, вы не увидите на этих фотографиях и розовых пузырей ностальгии. Вместо них – реальное ощущение поэзии. Или, если хотите, той поэзии, которой исполнены снимки одного из любимых его классиков – Анри Картье-Брессона.

Известно, что Леонид Сергеевич не писал стихов, более того, по натуре он был исследователем, далеким от стихосложения, но каким-то данным ему свыше органом он чувствовал поэзию окружающих его обстоятельств. Это видно даже на снимках, относящихся к научной и экспедиционной жизни – а по первому своему образованию Филимонов был географом, изучающим ареалы распространения того или иного вида животных и птиц. Его отец – Сергей Иванович Филимонов — очень тесно работал с Петром Леонидовичем Капицей, причем даже в те самые дни, когда будущий нобелевский лауреат был фактически лишен своего детища – Института физических проблем. Фотографии, сделанные отцом, говорят о нем как о незаурядном стихийном фотографе, сыне своего времени. Впрочем, удивляться тут особенно нечему: старые фотографии из семейного альбома всегда несут четкий временной отпечаток. Но это еще и особый нравственный мир. Вот им-то Мастер особенно дорожил. И понятно, откуда у Леонида Филимонова такой внимательный глаз и верная рука. И такое обширное и внятное пространство памяти.