И тогда я понял, что он просто упрямый. Леонид Круглов рассказывал о своих экспедициях в Африку. О том, как он жил в племени сурма, члены которого не знают, что такое телевизор, но прекрасно умеют обращаться с автоматом Калашникова. Я задавал вопросы и все никак не мог найти ответ на главный: ну, почему человек, обладающий всеми достижениями современной цивилизации, подвергает себя такому риску?
Здесь нет денег, и для расчетов используются коровы. На эту территорию не распространяется никакая государственная власть, и все вопросы решает глава племени, настоящее имя которого все тщательно скрывают. Чтобы принести воду, требуются целые сутки. Конечно, можно чувствовать себя спокойнее, если в кармане есть спутниковый телефон Iridium. С другой стороны, какой от него толк, если вертолет сюда все равно не в состоянии прилететь, и, чтобы выбраться в аварийном порядке, требуется четверо суток пробираться к джипу.
Леонид Круглов решил, что снимать будет именно здесь. Поставил цель и упорно двигался к ней. И нигде не отступал. Молча брал камеру, вещи и ехал. Сказал – сделал. И никакие аргументы его не переубедили. Просто упрямо делал то, что считал нужным. Зато результат совсем не стыдно показать. А нам стоит позавидовать. В том числе и его упрямству.
— Граница Эфиопии, Кении и Судана. Если говорить совсем грубо, то это Эфиопия. Порядка 1000 км от Аддис-Абебы. Сначала четыре дня на джипе. В день джип в среднем проходит 150–200 км — дороги очень плохие. Дальше четыре дня нужно пробираться пешком через горные перевалы. В результате оказываешься в уникальном уголке нашей планеты. Почти нетронутых или мало затронутых цивилизацией, их становится все меньше, практически уже и нет. И один из таких уголков находится здесь, в приграничных районах Судана и Эфиопии. Представим себе деревни в виде круга. Окраина круга соприкасается с цивилизацией. Я жил в самом центре круга. В этих местах люди никогда не сталкивались с европейцами. Когда ты оказываешься в этих районах, возникает ощущение, что ты попал к предкам. Третью экспедицию (август-сентябрь 2004 года) я провел в деревне Кидулуй, что в переводе с местного языка сурма означает «Деревня в излучине реки».
— Какие племена там проживают?
— Там, где были мы, проживает племя сурма. Они относятся к группе нилотов — нилотские племена. Племя сурма, пожалуй, единственное на Африканском континенте, которое живет на данный момент наиболее первобытным образом. Паспортов у них нет, перепись здесь не проводилась, и они понятия не имеют, что живут на территории Эфиопии. Прививки здесь делались последний раз в… семидесятых годах — силами Красного Креста.
— Какие эмоции вы пережили, когда первый раз попали в эту деревню?
— У меня был восторг, хотя он проходил на фоне полнейшего уныния и сильного страха у остальной команды. Со мной были эфиопы из цивилизованных районов — носильщики, несколько охранников, проводник-переводчик. У них был страх. Они говорили: мы попали в районы, где полностью зависим от этих людей. И это действительно так. Здесь не действуют законы и договоренности — это первобытная Африка. Но она первобытна настолько, что основана не на работе сознания и не на привычных нам логических схемах. Эта Африка живет эмоциями, ощущениями, она очень чувственна. Когда ты разговариваешь с людьми, для них важно не что ты говоришь, но что чувствуешь, что несешь в себе. На это удивительным образом идет реакция — на твое состояние. Поэтому если тебе страшно, или если от тебя идет неприязнь, то это хорошо видно. Люди отталкиваются, отходят, проблемы нарастают, как снежный ком.
— Вы бы смогли там остаться жить?
— Конечно, при особых обстоятельствах я бы там остался. Тем более что у меня появилось много друзей.
— Нашли бы себе занятие? Чем там может заниматься белый человек?
— По большому счету, белому человеку там делать нечего. Потому что мы этим людям ничего дать не можем. Точнее так получилось, что окрестным племенам цивилизация уже принесла автоматы Калашникова. Там уже идут войны — межплеменные конфликты, параллельно уничтожаются животные. Скорее мы можем воспринять что-то от них. Эти люди оказались как бы законсервированы. В хорошем смысле этого слова. Они сохранили первобытный дух, первобытные ощущения. Собственно, именно для этого я и езжу туда, фотографирую и снимаю фильмы. Чтобы передать это особое состояние. Например, часть моей фотовыставки построена в виде круга. Человек входит в него, и оказывается в окружении африканских воинов с палками, как бы в гуще битвы.
— Что означает эта битва?
— Она происходит раз в году, в конце сезона сбора урожая, это почти как праздник урожая. С другой стороны, это своего рода кулачные бои, как у нас на Руси. Здесь мужчины имеют возможность продемонстрировать свою силу, показать себя, произвести впечатление на девушек, познакомиться с ними, и, в итоге, жениться.
— А белый человек способен произвести впечатление на тамошних женщин?
— Способен. Могу по себе судить. Начну немного издалека… Для меня было довольно трудно и одновременно дико интересно присутствовать на этих битвах. Ты попадаешь в самую гущу этой свалки, вокруг постоянно мелькают палки, уворачиваешься от одних, сразу же появляются другие, хаотично возникают новые очаги сражения. Мне хотелось сделать снимки изнутри, что, собсвтенно, в результате и удалось. И я заметил такую интересную вещь. Сначала нас (людей не из племени) вообще никак особо не воспринимали. Отношение изменилось после того, как в прошлом году, во время второй экспедиции, мы прожили в племени два месяца и присутствовали на всех битвах. Мы находились внутри с мужчинами из той деревни, где жили, и фактически участвовали в битве, хотя не с палками, но со своими странными железными штуками. А для девушек, как оказалось, имеет большое значение, когда человек там находится. После этого я стал замечать к себе внимание с их стороны, интерес. Кстати, внимание девушки показывали весьма странным образом. Могли, например, подойти и укусить за плечо.
— Мужчины их тоже кусают?
— Все происходит на уровне взглядов. Потом мужчина подходит, говорит о своем намерении жениться. После этого принимается решение. За женщину семья получает выкуп — порядка 38 коров. Хорошая корова ориентировочно стоит 350–450 долларов. Для сравнения: автомат Калашникова стоит две коровы.
— В Африке жарко и все ходят почти обнаженными…
— Она только кажется такой — доступной, открытой. Это ложное впечатление: раз люди ходят голые, значит, здесь сплошь и рядом полная свобода во всех отношениях. Наоборот, первобытная Африка очень пуританская, и люди ведут практически монашеский образ жизни.
— Каково было отношение к фотокамере? Как реагировали на белого человека с фотоаппаратом? Они понимают, что это такое?
— Фототехника, как правило, пугает, и я заметил, что первое время было сложно даже доставать камеру.
— Но вот вы ее достали, и что происходит?
— Люди в панике разбегаются… Я сижу, камера лежит в стороне, но как только я беру ее и куда-то направляю, люди пугаются и разбегаются в стороны, особенно женщины и дети. Потребовалось много времени, чтобы они к ней привыкли. Собственно, в 2003 году, во время первой экспедиции, съемка не получилась, у меня просто не было возможности ее сделать. А прошлым летом нас уже приняли. Мы привезли обещанные подарки – ткани, бритвы, бусы. Этим летом, в июне-июле я отправляюсь в четвертую экспедицию. Там начинается период свадеб, и главный герой моего фильма, лучший боец на палках, женится. С этой женитьбой связаны очень интересные ритуалы.
— Как произошел перелом, как люди, наконец, приняли фотографа? Вы объясняли им, что такое фотография, что такое фотокамера и почему ее не нужно бояться?
— К сожалению, объяснить им, что такое фотография, я так и не смог. А по технике я даже не пытался что-либо объяснять. Разъяснил только, как мог, что это не оружие и пугаться камеры не стоит. Несколько раз на себя направлял, нажимал, щелкал. Но все равно это особого эффекта не имело. И только после того, как люди увидели, что с моим окружением ничего не происходит во время фотосъемки, только после этого они стали реагировать на камеру более-менее спокойно.
— Показывали им готовые фотографии — отпечатки?
— Пока ни разу. А вообще у меня есть идея привезти несколько фотографий, показать им, посмотреть на реакцию.
— Интересно, в этих племенах видели фотографии, журналы, что-то связанное с изображением человека?
— В тех отдаленных районах, в самом центре круга, ни разу не видели.
— Есть ли у них наскальные рисунки?
— Да, причем в сюжетах постепенно появляется все то, что появляется в жизни людей. По сути, там изображена панорама их жизни. Коровы, перекочевки с этими коровами, люди с автоматами. На одном из наскальных рисунков нарисован турумбель — машина, джип. Обнаружил его в прошлом году — два года назад рисунка этого не было. Значит, кто-то из племени выходил на окраину круга и видел машину.
— Теперь они нарисуют человека с фотоаппаратом…
— Вполне возможно… (смеется). Эта стена у них постоянно пополняется новыми рисунками.
— А если подарить им фотоаппарат?
— В прошлом году, уже под конец экспедиции, у меня постоянно забирали фотокамеру, крутили в руках — им все интересно. Если вначале все разбегались, то потом наступил обратный эффект, и от этого стало не легче. Все норовили потрогать, пощупать — очки, фотоаппаратуру, нажимали на что ни попадя, имитировали мои действия. Направляли камеру друг на друга. Несколько раз я давал им камеру включенной — получилось несколько перевернутых кадров.
— Какую камеру использовали?
— Все три экспедиции брал пленочные — Minolta Dynax 9 и Minolta Dynax 600. В этом году хочу взять третью — цифровую Minolta Dynax 7D.
— Как решалась проблема элементов питания?
— Я брал с собой солнечную батарею отечественного произвоства, огромную, как простыня. Она очень хорошо себя зарекомендовала. Там солнце с утра до вечера — проблем с зарядкой аккумуляторов не возникало.
— Жизнь внутри племени регламентируется его главой — вождем?
— Да. Но каждый раз нужно договариваться и с другими членами племени. При принятии решений здесь присутствует такое понятие, как общинность или… коллегиальность, кому как нравится. Иногда это порождало проблемы. То есть мы понадеялись, что решение вождя окончательное, однако на деле оказалось, что нет. Расскажу об одном случае. Все время, пока я жил в центральной деревне, вождь, а он там хозяин, спал у меня перед палаткой. Охранял или следил — трудно понять. Однажды утром я просыпаюсь, а мой проводник сидит, и его буквально трясет. Выяснилось, что ночью нас хотели убить.
— Ужас какой! А причина?
— Ночью сидели старики и мирно беседовали. Один сказал: какие хорошие ребята. Второй — плохие ребята. А третий предложил: давайте их убьем, у них много хороших вещей. Вообще для них это нормальный разговор, и он не несет в себе реального пожелания смерти. Это просто одна из идей.
— Странная идея…
— В целом отношение к нам было очень хорошее, поэтому мне никогда не было страшно. Еще одна удивительная вещь. Несколько раз эти битвы заканчивались перестрелками и тотальным хаосом, когда дрались все, в том числе женщины и дети. Более того, начиналась стрельба из автоматического оружия. Причем стреляли, как правило, вверх, а я нередко сидел на окрестных деревьях, откуда очень удобно снимать битву. И вот однажды я сидел рядом с одним из самых уважаемых стариков племени. Каждый вечер он мне рассказывал красивые легенды, сказки, а тут стал руководить целым куском битвы. Я снимаю. И вдруг начинается стрельба. Мы вместе падаем на землю — я продолжаю снимать (в тот момент на видеокамеру). Лежим, а старик не прекращает комментировать. По его реакции вижу, что, в принципе, это — нормальная ситуация, и ничего страшного нет. Неожиданно вскакивает несколько мужчин, и один из них без каких-либо комментариев замахивается на меня палкой. Все они были из очень отдаленных деревень, видели меня впервые, поэтому и решили поступить с моей персоной таким неделикатным образом.
— Не знали, что перед ними фотограф…
— И вот на меня надвигается палка. В моей реакции не было испуга. Вообще у меня сформировалось хорошее отношение к этим людям, и я не воспринимал их как дикарей. Поэтому в ответ на замах палкой я улыбаюсь. Не могу воспринимать этого человека как врага. Неожиданно вся эта конструкция, агрессивная мимика, желание меня ударить — все это распадается за долю секунды. Человек начинает улыбаться, и удар останавливается. Вообще там люди живут в основном на ощущениях. Внешняя улыбка не работает. Огромную роль играет твое состояние. И если ты излучаешь доброжелательное отношение, то эти люди полностью открываются для тебя.
— Во время пребывания в деревне вы были как-то ограничены в перемещениях?
— Сначала было очень много ограничений, но со временем они постепенно снимались. Сначала нам вообще никуда не разрешали ходить — можно было находиться только рядом с палаткой. Вождь понимал, что наше появление в деревне, среди людей, приведет к панике. Например, если я приду к танцующим, то люди просто разбегутся. И только спустя несколько недель я мог выйти к людям. Это было ночью. Они танцевали под деревьями, в кромешной темноте. Я посветил фонариком, и люди не разбежались. Со всех сторон ко мне потянулись руки, чтобы дотронуться до луча.
— Как вы договорились с вождем о вашем пребывании в племени, как сформулировали цель своего визита?
— Естественно, было бесполезно объяснять, что я пришел сюда делать фотографии и снимать видеофильм. Мы сказали, что следуем по определенному маршруту и попросили остановиться на территории этого племени на некоторое время.
— Насколько сложным было общение с главой племени?
— Я бы не сказал, что это было тяжело, удивило другое. Мне назвали несколько имен вождя. Однако позже выяснилось, что ни одно из них не является настоящим. В чем дело? Есть такое мнение, что если ты знаешь имя человека, то ты можешь нанести ему вред. Поэтому имя своего вождя его соплеменники тщательно скрывают. Я записал в дневнике сначала: «Человек, живущий в верхней деревне», потом «Вождь», а потом мне назвали имя, которое в переводе означает «Длинноволосый». Но ни одно из них не было настоящим именем вождя. Я его так и не узнал.
Все снимки: © Леонид Круглов
Подготовил Владимир НЕСКОРОМНЫЙ
