Light Matters / Роберт Франк

Роберт Франк интервью не дает. На открытии экспозиции «Robert Frank: London/Wales», состоявшейся в Corcoran Gallery of Art,* один из журналистов сказал господину Франку, что ради только одного этого шанса поговорить с ним он прилетел издалека, из Парижа. Но звезда вечера, с его слов, похоже, была раздражена. Не проронив ни звука, господин Франк растегнул свою рубашку, чтобы продемонстрировать под ней черную футболку, по которой большими буквами было выведено только одно слово — Silenzio. И далее вежливо представил журналиста нескольким из присутствующих, которые, как он считал, могли поговорить о его творчестве значительно лучше. Среди них были его печатник, жена, Филип Брукман (главный куратор фотографии и медийного искусства в галерее «Коркоран») и охранник музея.

Работы в «Коркоран», а это приблизительно 90 фотографий лондонских банкиров и шахтеров Уэльса, сделанных с 1951 по 1953 гг., некоторые ранее никогда не демонстрировались, спокойны и тихи — не менее своего создателя, погруженного в тишину тумана и одиночества, в сконцентрированность на работе. Но, однако, они говорят, иногда вздыхая или даже крича, иногда приглушенно о чем-то бормоча, из чего можно уловить лишь намек на смысл содержания. На стенах музея перед нами — печальная, полная понимания неуловимая история, в чем-то умиротворенно элегическая на половине своего жизненного пути — о людях, перемещающихся с места на место, о жизни день за днем и о времени.

На лондонских улицах Франк был посторонним в своем следовании за банкирами, которые еще не перестали носить цилиндры и длинные пальто. Он никому не докучал своим присутствием, никому не смотрел в глаза. Только в Уэльсе познакомился с шахтером по имени Бен Джеймс и вовсю фотографировал его на работе и дома. Итак, перед вами — история о двух классах. Ее наглядной иллюстрацией может быть фотография идущего по тротуару лондонца в котелке и со сложенным зонтом, заученно не замечающего рабочего в порванных брюках, не без усилий берущего на себя увесистый груз. Господин Франк родился в 1924 году и был воспитан в традициях европейской уличной фотографии, что в большинстве своем была более социально ориентированной, нежели ее американский эквивалент. И в этом смысле британцы, с их «демаркационным» гардеробом, упростили Франку решение поставленной им задачи.

Везде, где бы в Лондоне ни фотографировал Франк, люди всегда находились по дороге куда-либо, и практически всегда — одни, будь то пустынные улицы или оживленные тротуары. И только дети собирались в небольшие группы, да однажды, на некотором расстоянии, три матери с детскими колясками направлялись к разрушенному попаданием бомбы пустырю — там среди всякого мусора стоял каркас кровати, зеркало, пара стульев да позабытый кем-то столик для чая.

Разрушенный войной Лондон был теперь поглощен туманом и смогом, что по большей части было вызвано сжиганием угля. В фотографиях город как будто растворяется, в то время как люди в безупречных костюмах пересекают его в разных направлениях — их пальто и ожидающие автомобили кажутся более крепкими и убедительными, нежели меняющие свои очертания здания и деревья. Для господина Франка туман был еще одним поводом отказаться от резкости и детального описания, чего придерживались его швейцарские учителя, что в целом присуще фотожурналистам и что характеризует таких art-фотографов, как Альберт Ренгер-Патцш в Германии и Анзел Адамс в Америке. Большей частью своей истории фотография жила поверхностями — пусть не имея возможности проникнуть внутрь или по другую сторону внешнего, она была превосходно вооружена для портретирования того, какими предстают перед нами окружающие нас вещи. Господин Франк, в полной мере владея техникой, перестал соблюдать традиции в стремлении постичь нечто более неуловимое и неосязаемое.

Если лондонцы могли неожиданно появляться из тумана, то шахтеры становились олицетворением того, с чем работали. Они жили на земле цвета шлака, и их лица и одежда впитали в себя угольную пыль, как если бы это был кислород. Серая лондонская палитра господина Франка становится черной в Уэльсе — кажется, что на день опустилась мировая ночь. Проблески света появлялись там, где вспыхивали спички или просматривались белки глаз, или выбеленные лица и руки — на фоне угольно-черной стены; ничто из этого ничего не освещало, а лишь прожигало небольшие пробоины в темноте.

Господин Франк смотрел прямо на Бена Джеймса и его друзей — они этот взгляд возвращали. Некоторые лица вызывают чувство глубокого огорчения, но в целом изображения — не обязательно о печали или о подавленности. Многие из них — о простой непоколебимости, о стойкости вопреки неизбежной изменчивости мира. Есть два момента радости: один — в очереди в день зарплаты, и другой — соответственно, когда шахтер смотрит на фотографии.
Господин Франк эмигрировал в США в 1947 году. Он работал для журналов — снимал фэшн- и другие истории. В течение нескольких лет путешествовал по Латинской Америке и Европе, оттачивая мастерство своего искусства, что после будет его характеризовать. С конца 1940-х по 1950-е гг. что-то снимал для журнала Life, но ненавидел истории этого издания за их необходимость иметь начало, середину и концовку. В своем выстраивании последовательности по интуитивным линиям, что обращались в обоих направлениях между настоящим и прошлым, он нашел способ сделать из фотографии вопреки присущим ей ограничениям царство, сотканное из аллюзий, намеков и предположений. В 1951 году он сказал: «Когда люди смотрят на мои фотографии, я хочу, чтобы они испытывали ощущение такое же, какое испытывают, желая прочитать строку из поэмы дважды».

Очевидно, что фотографии господина Франка из London/Wales были пробой того, что после проявится в его знаковой книге The Americans (1958), которая и стилем своим, и последовательностью окажется одним из немногих важных нововведений в фотографии 20 столетия. На страницах книги London/Wales, как и на стенах галереи, инновационный, эллиптический повествовательный стиль господина Франка ясно дает понять, почему он вскоре решил, что невозможно сделать так, чтобы была всего одна определяющая фотография. Один фотографический кадр не мог бы объять время или рассказать историю такой, какой она видится ему. И неудивительно, что вскоре после опубликования The Americans он начал снимать фильмы.

Если эти фотографии еще и не такие прямолинейные, вызывающие и острые, как в книге The Americans, то они уже являются поэтическим повествованием, что заслуживает быть прочитанным дважды, и в серии своей создают не прямолинейное повествование. Книга начинается фотографией девочки, убегающей от открытого катафалка. И как книга, так и экспозиция, — обе заканчиваются одними и теми фотографиями. Кладбище в Уэльсе; затем все тот же катафалк, скажем, уже с покойником в нем; далее — мальчик, вызывающе позирующий, серьезная девочка; продающая цветы женщина. Последним будет школьница на железнодорожной платформе, отправляющаяся в школу или домой. И независимо оттого каким может быть ее направление, она — начинает свое путешествие. Высший класс и низший, ни тот, ни другой не является героем, оба уходят на работу и возвращаются с нее — и так день за днем; они безымянны большую часть времени; пусть один исчезает в тумане, а другой оказывается заложником угольной пыли, оба отправляются в путешествие, конечный пункт назначения которого — смерть.

На кладбище видна статуя ангела. Палец поднесен к губам — знак, призывающий соблюдать silenzio. Господин Франк так пишет об этом кладбище: «Люди, работающие в угольных шахтах на земле и под землей. Бен Джеймс, уходящий из дома и возвращающийся в него. Бизнес банкиров в лондонском Сити. Дети, свободные и любопытные, играют на улицах... и Ангел тишины, пролетевший над их головами» (он не поставил точку в мысли, у которой нет окончания).

Вики ГОЛДБЕРГ

Текст: © 2003 The New York Times
Фотографии: © Роберт Франк/ книга Robert Frank: London/Wales (Scalo, 2003, ISBN 3-908247-67-5)

*Экспозиция демонстрировалась в Corcoran до 14 июля 2003 года