Текст
Дмитрий МУЗАЛЕВНачиная заниматься фотографией, я и не предполагал, что у меня появятся интересы, выходящие за пределы бытовой съемки. Но это случилось быстро. За несколько лет я неожиданно получил интересную аудиторию и благожелательные отзывы людей, о которых думал, что, как ни задирай голову, не разглядишь даже места, где они обитают. Начались публикации, выставки, поездки. Но довольно скоро пришло понимание, какую ничтожную — и самую простую — часть своих впечатлений о мире я уже выразил и сколько труда нужно вложить, чтобы продвинуться хоть чуть-чуть дальше. Что я хочу и как это делать, было совершенно ясно; не было только ответа на вопрос: когда? Менеджер с фотоаппаратом, фотограф выходного дня и обеденного перерыва — фигура комическая в своей обреченности, — невнятное обещание, не имеющее шанса сбыться. Прекрасное развлечение, много лучше сетевых игр, в которых годами пропадает половина офисного населения, но если относиться к делу так, сделаешь слишком мало. Пришлось оглядеться вокруг и попытаться сообразить, что представляет собой тот мир, в котором я оказался, каков общественный смысл существования искусства, как могут быть устроены социальные системы интеграции искусства в общество и как они устроены на самом деле.
p>Принято думать, что цель искусства — формулировать значимые высказывания. У художника должна быть ясная идея для воплощения. Зрителю важно понять, что художник хотел сказать и насколько ему это удалось. Эта точка зрения отражает реальность, но является сильным упрощением, хотя и очень удобным для разговоров о произведениях. Настоящая социальная функция искусства — формировать чувство настоящего и образ будущего, т.е. в конечном счете для общества искусство организует формирование целеполагания. Ключевые слова тут — чувство настоящего. Целеполагание задается не вербальной установкой, а настройкой эмоциональных реакций.
Мы смотрим вокруг сквозь призму стереотипов восприятия, сформированных вчера, наши оценки и отношения заданы установками, которые относились к другой, вчерашней реальности. Каким было наше сегодня, мы узнаем из суммы результатов этих соотнесений, и как только возникает новое чувство настоящего, появляются новые притяжения и отталкивания, которые уводят современность дальше, вперед, и таким образом обеспечивается динамика цивилизации.
По идее, система галерей и общественных институтов, занимающихся искусством, — это надстройка, которая должна помогать процессу интеграции изменений в культуре в общество. Первоначально эти изменения зарождаются в среде мастеров — профессиональных авторов, проходят в ней первую проверку на внутреннюю состоятельность, а потом представляются на пробу культурному слою — носителям самосознания общества. Галереи в большей степени обслуживают этот процесс, а институты пытаются направлять, задавать ориентиры.
Фактически среды мастеров не существует. Профессионализация, не основанная на побочных доходах, сегодня невозможна, культурный слой не является потребителем создающегося нынче искусства, а скорее выступает зрителем спектакля с условным названием «художественный процесс», и произведения на ощущение современности практически не влияют.
Надстройка существует, а строения нет. Но так не бывает. В действительности институты перепрофилировались под обслуживание новых источников спроса и осуществляют теперь дистрибуцию не произведений, а репутаций (отнюдь не авторов — это побочный эффект) посредством организации «культурных событий». Медиа тоже ищут только событие. Культурное событие, повышающее репутацию города, министерства, организации, бренда или частного лица путем отражения в медиа или являющееся поводом актуализировать нужную им проблематику, и стало настоящим объектом оборота арт-рынка, заменив в этом качестве произведение. Участие в этом спектакле парадоксальным образом является для автора такой же в сущности побочной деятельностью, как программирование или съемка корпоративов, только оплачивается в среднем заметно меньше и, что намного хуже, вынуждает создавать произведения с оглядкой на сложившуюся сетку возможных контекстов предъявления.
Проблема, однако, не в том, что кураторы, галеристы и прочие менеджеры художественной сферы делают что-то не то. Я не могу всерьез разделить гнев, который часто испытывают по отношению к общественным институтам, работающим с фотографией, или медийным персонам, их олицетворяющим, потому что непонятно, что им остается делать в имеющейся ситуации. Организация — не человек, ожидать от нее какого-то иного поведения, кроме способствующего росту ее влияния и финансирования, глупо. А руководитель организации (в те моменты, когда выступает в этой роли) — тоже не столько человек, сколько представитель ее интересов. К примеру, если есть масса потенциальных покупателей фотографии, которые уверены, что фотография стоит недоступно дорого, авторы, знающие, что продать что-либо практически невозможно, и организация, являющаяся крупнейшим покупателем в стране, — она будет делать все, чтобы прозрачный фотографический рынок никогда не появился. Увы, иное поведение приведет организацию к быстрому краху. Конечно, они работают не для зрителя и не для культурного слоя, который не только не создает никакого спроса, но и не имеет ни малейшего влияния на решения тех, кто действительно финансирует подобные структуры.
Живое искусство существует только в тех обществах, где оно финансируется культурным слоем. Даже бунтари и непризнанные до поры гении появляются лишь там, где есть развитый и сложный процесс воспроизводства культуры и интеграции искусства в общество, и только благодаря ему мы о них и знаем.
Эти соображения сместили фокус моего внимания с устройства собственной судьбы (безнадежное дело, откровенно говоря, если учесть, какого рода фотографию я снимаю) на попытку понять, что случилось со зрителем, как он смотрит, зачем и почему ему (не) нужна фотография.
Я располагал некоторыми активами в социальных сетях, главным из которых был «Живой журнал» с несколькими десятками тысяч просмотров в месяц. Для изучения ситуации я счел это достаточным. Чтобы проверить, не является ли отсутствие интереса к покупке фотографий следствием неадекватного представления об их дороговизне, был придуман эксперимент. Надо было выставить на продажу снимок по абсурдно низкой цене (1500 руб. за формат А3+), взяв на себя обязательство ограничить тираж количеством экземпляров, на которые поступит заказ. Жертвой была выбрана максимально безусловная фотография (см. на с. 95 вверху справа): она пользовалась большой популярностью у пользователей интернета, получила высокую оценку знатоков (в частности, ее недвусмысленно хвалил А.И. Лапин в своей статье в журнале F&V), и изображенный на ней объект не мог ни у кого вызвать негативных ассоциаций.
Результат продаж (два экземпляра за месяц эксперимента) оказалось трудно интерпретировать. Стало ясно, что спрос все-таки существует, но модель продаж не рабочая: в ее рамках никакой реалистичный рост спроса профессионализацию автору не обеспечит ни в какой перспективе. Оставалось сформулировать условия продаж, не слишком далеко отклоняющиеся от экспериментальных, но оставляющие автору пространство для маневра в дальнейшем. В качестве ограничения тиража я выбрал 10 экземпляров, а цену первого отпечатка установил 3000 руб. для А3+ и 5000 — для 40х60, оставив возможность на последующие экземпляры ее повышать. Авторы часто применяют такой трюк: заявляется тираж, к примеру, 3 экземпляра 30х45, но при этом не оговариваются тиражи отпечатков других размеров. Покупателю кажется, что он приобрел уникальную вещь, а у автора остается возможность напечатать любой дополнительный тираж в другом размере. Мне не хотелось ни идти на такое мелкое жульничество, ни ограничивать себя в будущем определенным форматом, поэтому я установил общий тираж без привязки к размеру.
За следующие полгода было продано еще три отпечатка. С финансовой точки зрения, конечно, провал: вырученных средств едва хватит, чтобы окупить время, потраченное на написание этой статьи. По-видимому, реальный уровень существующего спроса близок к полутора тысячам (если не еще ниже), и это значит, что покупатели-зрители не видят пока разницы между постером и авторским отпечатком. Однако тут есть с чем работать. Конечно, предложение не должно исчерпываться одним автором, а информацию о том, что в большинстве случаев понравившаяся фотография может быть приобретена по разумной цене, необходимо распространять за пределы компании фотографов и их личных друзей.
На следующем этапе я создал в ЖЖ сообщество Printstore, в котором каждый желающий может разместить открытое предложение о продаже своих работ. Фотографу трудно на это решиться — придется распрощаться с мечтой, что найдется какой-то сильный волшебник и начнет тебя продавать по цене антиквариата. Но уже сейчас в сообществе можно посмотреть подборки девяти авторов с ценами от 2500 руб. до $350 за отпечаток. Даже такие скромные шаги, на мой взгляд, помогут этим фотографам выработать стратегию по продвижению своего творчества на арт-рынке. В конце концов, кому-то надо быть первопроходцем.